Между
днем, когда было совершено убийство
эрцгерцога, иднем
объявления Австро-Венгрией
ультиматума Сербии прошло три недели.
Тревога, поднявшаяся после этого
события, вскоре улеглась, и Австрийское
правительство и лично император Франц-Иосиф поспешили заверить
Санкт-Петербург в том, что не намерено
предпринимать каких-либо акций
военного характера. О том, что Германия
еще в начале июля не думала воевать,
свидетельствует и тот факт, что через
неделю после убийства эрцгерцога
кайзер Вильгельм II отправился на
летний отдых в норвежские фиорды.
Наступило политическое затишье,
обычное для летнего сезона. Уезжали в
отпуск министры, члены парламента,
высокопоставленные правительственные
и военные чиновники. Трагедия в Сараеве
никого особенно не встревожила и в
России: большинство политических
деятелей с головой ушли в проблемы
внутренней жизни.
Франц Ферданд
Всё испортило
событие, случившееся в середине июля. В
те дни, воспользовавшись
парламентскими каникулами, президент
Французской республики Раймон
Пуанкаре и премьер-министр и,
одновременно, министр иностранных дел
Рене Вивиани нанесли официальный визит
Николаю II, прибыв в Россию на борту
французского линейного корабля.
Встреча состоялась 7-10(20-23) июля в летней
резиденции царя Петергофе. Ранним
утром 7(20) июля французские гости
перешли с линкора, ставшего на якорь в
Кронштадте, на царскую яхту, которая
доставила их в Петергоф. После трех
дней переговоров, банкетов и приемов,
перемежавшихся посещением
традиционных летних маневров
гвардейских полков и частей Санкт-Петербургского
военного округа, французские визитеры
возвратились на свой линкор и отбыли в
Скандинавию. Однако, несмотря на
политическое затишье, эта встреча не
осталась без внимания разведок
Центральных держав. Такой визит
однозначно свидетельствовал: Россия и
Франция что-то готовят, и это что-то
готовится против них.
Надо
прямо признать, что Николай не хотел
войны и всячески старался не допустить
ее начала. В противоположность этому
высшие дипломатические и военные чины
были настроены в пользу военных
действий и старались оказать на
Николая сильнейшее давление. Как
только 24(11) июля 1914 года из Белграда
пришла телеграмма о том, что Австро-Венгрия
предъявила Сербии ультиматум, Сазонов
радостно воскликнул: «Да это же
европейская война». В тот же день за
завтраком у французского посла, на
котором присутствовал и посол
английский, Сазонов призвал союзников
предпринять решительные действия. А в
три часа дня он потребовал созвать
заседание Совета министров, на котором
поставил вопрос о демонстративных
военных приготовлениях. На этом
заседании было принято решение о
мобилизации против Австрии четырех
округов: Одесского, Киевского,
Московского и Казанского, а также
Черноморского, и, что странно,
Балтийского флота. Последнее было уже
угрозой не столько Австро-Венгрии,
имеющей выход лишь в Адриатику, сколько
против Германии, морская граница с
которой как раз по Балтике и проходила.
Кроме того, Совет министров предложил
ввести с 26(13) июля на всей территории
страны «положение о подготовительном к
войне периоде».
Военный министр генерал от кавалерии Владимир
Александрович Сухомлинов
25(12)
июля Австро-Венгрия заявила, что
отказывается продлить срок для ответа
Сербии. Последняя же в своем ответе по
совету России выражала готовность
удовлетворить австрийские требования
на 90%. Отвергалось только требование
въезда чиновников и военных на
территорию страны. Сербия готова была
также к передаче дела в Гаагский
международный трибунал или на
рассмотрение великих держав. Однако 18
часов 30 минут этого дня австрийский
посланник в Белграде уведомил
правительство Сербии, что ее ответ на
ультиматум является
неудовлетворительным, и он вместе со
всем составом миссии покидает Белград.
Но и на этом этапе возможности мирного
урегулирования не были исчерпаны.
Однако усилиями Сазонова в Берлин (а
почему-то не в Вену) было сообщено, что
29(16) июля будет объявлена мобилизация
четырех военных округов. Сазонов делал
все возможное, чтобы как можно сильнее
задеть Германию, связанную с Австрией
союзническими обязательствами.
– А
каковы были альтернативы? – спросят
некоторые. Ведь нельзя же было
оставлять в беде сербов.
–
Правильно, нельзя. Но те шаги, которые
производил Сазонов, вели именно к тому,
что Сербия, не имеющая ни морской, ни
сухопутной связи с Россией,
оказывалась один на один с разъяренной
Австро-Венгрией. Мобилизация четырех
округов ничем Сербии помочь не могла.
Более того, уведомление о ее начале
сделало шаги Австрии еще более
решительными. Создается впечатление,
что объявления Австрией войны Сербии
Сазонов хотел больше, чем сами
австрияки. Наоборот, в своих
дипломатических шагах Австро-Венгрия и
Германия утверждали, что Австрия не
ищет территориальных приобретений в
Сербии и не угрожает ее целостности. Ее
единственная цель – обеспечить
собственное спокойствие и
общественную безопасность.
Министр иностранных дел Российской империи
Сергей Дмитриевич Сазонов
Германский
посол, пытаясь хоть как-то выровнять
ситуацию, посетил Сазонова и спросил,
удовлетворится ли Россия обещанием
Австрии не нарушать целостность Сербии.
Сазонов дал такой письменный ответ: «Если
Австрия, осознав, что австро-сербский
конфликт приобрел европейский
характер, заявит о своей готовности
исключить из своего ультиматума пункты,
нарушающие суверенные права Сербии,
Россия обязуется прекратить свои
военные приготовления». Этот ответ был
жестче, чем позиция Англии и Италии,
которые предусматривали возможность
принятия данных пунктов. Это
обстоятельство свидетельствует о том,
что российские министры в это время
решились на войну, совершенно не
считаясь с мнением императора.
Генералы
поспешили провести мобилизацию с
наибольшим шумом. С утра 31 (18) июля в
Петербурге появились напечатанные на
красной бумаге объявления, призывавшие
к мобилизации. Взволнованный
германский посол пытался добиться
объяснений и уступок от Сазонова. В 12
часов ночи Пурталес посетил Сазонова и
передал ему по поручению своего
правительства заявление о том, что если
в 12 часов дня Россия не приступит к
демобилизации, германское
правительство отдаст приказ о
мобилизации.
Стоило
отменить мобилизацию, и война бы не
началась.
Однако
вместо того, чтобы по истечении срока
объявить мобилизацию, как сделала бы
Германия, если бы она действительно
хотела войны, немецкий МИД несколько
раз требовал, чтобы Пурталес добивался
свидания с Сазоновым. Сазонов же
умышленно оттягивал встречу с
германским послом, чтобы вынудить
Германию первой сделать враждебный шаг.
Наконец, в седьмом часу министр
иностранных дел прибыл в здание
министерства. Вскоре германский посол
уже входил в его кабинет. В сильном
волнении он спросил, согласно ли
российское правительство дать ответ на
вчерашнюю германскую ноту в
благоприятном тоне. В этот момент
только от Сазонова зависело, быть или
не быть войне. Сазонов не мог не знать
последствий своего ответа. Он знал, что
до полного выполнения нашей военной
программы оставалось еще три года, в то
время, как Германия свою программу
выполнила в январе. Он знал, что война
ударит по внешней торговле, перекрыв
пути нашего экспорта. Он также не мог не
знать, что против войны выступает
большая часть русских производителей,
и что против войны выступает сам
государь и императорская фамилия.
Скажи он да, и на планете продолжался бы
мир. Русские добровольцы через
Болгарию и Грецию попадали бы в Сербию.
Россия помогала бы ей вооружением. А в
это время созывались бы конференции,
которые, в конце концов, смогли бы
затушить австро-сербский конфликт, и
Сербия не была бы на три года
оккупирована. Но Сазонов сказал свое «нет».
Но это был еще не конец. Пурталес
вновь спросил, может ли Россия дать
Германии благоприятный ответ. Сазонов
вновь твердо отказался. А ведь тогда не
трудно было догадаться, что находится в
кармане у германского посла. Если он во
второй раз задает один и тот же вопрос,
ясно, что в случае отрицательного
ответа будет что-то страшное. Но
Пурталес задал этот вопрос еще и в
третий раз, давая Сазонову последний
шанс. Кто он такой этот Сазонов, чтобы
за народ, за думу, за царя и за
правительство принять такое решение?
Если история и поставило его перед
необходимостью дачи немедленного
ответа, он должен был вспомнить об
интересах России, о том, хочет ли она
воевать, чтобы отработать кровью
русских солдат англо-французские
кредиты. И все равно Сазонов повторил
свое «нет» в третий раз. После третьего
отказа Пурталес вынул из кармана ноту
германского посольства, которая
содержала объявление войны. Создаётся впечатление, что отдельные русские чиновники делали всё возможное, чтобы война началась как можно скорее, и если бы он этого не делали, то
первой мировой войны можно было если не избежать, то хотя бы отсрочить до более удобного времени.