Неизвестная советская война в Синьцзяне

В период между 1911 и 1949 годами Китай был довольно рыхлым государственным образованием. Губернаторы провинций – дубани – чувствовали себя полновластными и суверенными властителями. Однако на национальных китайских окраинах их власть постоянно находилась под угрозой со стороны национально-сепаратистских сил.
Так было и в Синьцзяне – северо-западной провинции Китая, населённой уйгурами – тюркоязычным мусульманским народом и отчасти дунганами – китайскоязычными мусульманами, большая часть которых проживает в провинции Ганьсу. Правил этим регионом дубань Цзинь Шужэнь. Он имел свою армию, лишь формально подчиняющуюся центральному командованию, и даже печатал свои деньги.
Географическое положение Синьцзяна делало его весьма привлекательным для наших врагов – англичан и японцев: из Синьцзяна открывался кратчайший путь к таким советскими и регионам, как Казахстан, Западная Сибирь и Урал.
Эти территории ввиду их удаленности от границ считались советским правительством наиболее безопасными, и потому здесь размещались предприятия-дублёры, новые угольно-металлургические базы (Кузбасс, Караганда). Размещение же в Северо-Западном Китае войск вероятного противника не оставляло в СССР безопасных районов. Вместе с тем Синьцзян очень удален от Восточного Китая. От Урумчи — столицы провинции до ближайшей советской железнодорожной станции Сергиополь (ныне – Аягуз) всего 950 км, а до ближайшей китайской станции Баатоу было в те времена 2340 км. Более коротким, чем в Восточный Китай, был и путь в Индию — около 1000 км.

Китайские уйгуры всегда мечтали обрести независимость, и эту мечту в своих интересах решили использовать Японцы, готовившиеся тогда к войне против Китая.
В апреле 1931 года, ещё до того, как японцы захватили Маньчжурию, в Синьцзяне вспыхнуло Кумульское восстание, названное тек по уездному центру Кумуль (ныне – Хами) на самом востоке Синьцзяня. У самой границы с провинцией Ганьсу. До марта 1930 года Кумуль был столицей автономного Кумульского ханства, но после смерти очередного хана Цзинь Шужэнь это ханство упразднил.
Это-то и послужило оводом к восстанию, хотя одновременно был распущен слух об изнасиловании китайским офицером уйгурской девушки в городе Сяобао. Офицера, якобы виновного в изнасиловании, убили прямо на базаре и тут же с базара уйгуры пошли жечь здание уездной администрации, убивая по пути всех встречных китайцев. Захватив оружие в разгромленном полицейском участке Сяобао, Повстанцы двинулись на Кумуль с целью его захвата, но гарнизон отбил приступ, и повстанцы бежали в горы.
Одновременно с этим в районе города Баркуля организовалась группа казахских повстанцев, которым удалось захватить Баркуль и имевшийся там арсенал. Узнав о подходе правительственных войск, повстанцы тоже бежали в горы, где и соединились с уйгурами. Вскоре к ним примкнули местные крестьяне, отряд вырос до 2 тысяч человек, вновь двинулся на Кумуль и в мае занял город.
Очень скоро во главе восстания встали бывшие приближённые умершего хана: управляющий хозяйством Кумульского ханства Ходжа Нияз и офицер охраны умершего князя Юлбарс-хан. Они-то и пригласили на помощь из Ганьсу генерала-дунганина Ма Чжунъина. Ма командовал 36-й дивизией, состоявшей из восьми сотен дунганской кавалерии. Вместе с Ма прибыли и японские инструкторы.
В войсках дубаня было очень мало китайцев, а уйгуры, казахи, киргизы и торгоуты (то, что осталось от вырезанных китайцами джунгар) целыми ротами переходили на сторону восставших. В состав повстанческой армии вливались также вытесненные из СССР узбекские басмачи, в рядах которых были и турецкие офицеры бывшей османской армии.
Губернатор понимал, что в случае победы восставших его, причём не в тюрьму, а на кол. Единственными, кто мог спасти от кола задницу Цзинь Шужэня, были русские – в Синьцзяне было множество русских белогрвардейцев.
Три сотни семиреченских казаков, сформированные в Илийском крае, были включены в торгоутскую кавалерийскую бригаду, перешедшую под управление русских офицеров. Другой отряд был сформирован под командованием бывшего начштаба группы атамана Дутова полковника Павла Паппенгута.
Столицу Синьцзяня Урумчи восставшим взять не удалось, но это было вопросом времени – с осени уйгурам и дунганам начало поступать оружие из уже оккупированной японцами Маньчжурии, и тогда в феврале 1932 года Цзинь Шужэнь обратился за помощью к СССР.
Советское правительство в обмен на открытие советских торговых представительств в городах Кульджа, Чугучак, Яркенд, Карашар, Алтай, Урумчи, Куча и Аксу разрешило перебросить в Синьцзян несколько тысяч китайских солдат, отступивших из захваченной японцами Манчжурии и интернированных в СССР.
Однако эти китайцы оказались плохими вояками – однажды уже разбитые японцами они были разбиты и уйгурами и, после первых же боёв сбежали с фронта и запросились обратно в Союз, выражая горячее желание стать колхозниками и выращивать рис хоть в пустынях Прибалхашья.
И тогда советское руководство решилось на небывалый шаг – пополнить белогвардейские отряды красноармейцами.
Однако против такого поворота дел выступил китайский губернатор – за приглашение советских войск на кол его мог посадить уже сам Чан-Кайши. И тогда белогвардейцы решили свергнуть трусливого губернатора. Сам Павел Петрович Паппенгут об этом вспоминал так: «Чтобы спасти себя и китайское население от поголовного истребления мы решились. Был выбран подходящий момент, и после короткого боя город остался за нами». Губернатор Цзинь Шужэнь бежал в СССР, где на кол никого не сажали, а на его место был поставлен генерал Шэн Шицай.
Переворот произошёл 12 апреля 1933 года, а 3 мая в Синьцзянь прибыли первые красноармейцы. И не только рядовые, но и командиры, которых тогда ещё не называли офицерами. В числе командиров был и будущий маршал Павел Семёнович Рыбалко, псевдонимом которого было не вполне привычное для русского слуха китайское имя Фу-Дзи-Хуй. Русских красноармейцев, призванных в основном из окрестностей Алма-Аты, переодели в форму семиреченских казаков с погонами и малиновыми лампасами. Многие повстречались здесь с родственниками, ушедшими в Китай после Гражданской войны, а некоторые даже нашли себе там невест.
Регулярные армейские соединения уже к концу мая рассеяли восставших. Паппенгут вдвое сократил разросшуюся армию, выгнав из неё пьяниц и курильщиков опиума, но растущая популярность Паппенгута вызывала опасения со стороны нового губернатора, и по его приказу тот был предательски убит.
Новым главнокомандующим синьцзяньской армией был назначен бывший белый генерал Бектеев. Рыбалко  стал при нём начальником штаба. Разведку же возглавил бывший дроздовец Барковский, вернувшийся из эмиграции в СССР в 1924 году.

Р-5 в Синьцзяне

Однако, как выяснилось, поражение восставших не было полной победой. Бежавший в Ганьсу Ма вскоре вернулся уже в качестве командующего не 36-й дивизией, а 36-й армией.
И тогда в Синьцзянь практически открыто вошли шесть полков войск НКВД, переодетые в белогвардейскую форму. Командовал ими будущий замнаркрома Фриновский.
В расположении наших частей можно было слышать такие обращения, как «товарищ вахмистр» и «товарищ штабс-ротмистр».
С воздуха наши части поддерживались авиационной группой самолётов Р-5. Одного только появления в небе самолета с 25-килограммовыми осколочными бомбами хватало для полной деморализации мятежников.
Восстание было подавлено, а Ма перешел советскую границу и был интернирован, но советское руководство не выдало его властям Синьцзяня, сославшись на положения Советской Конституции.
Между тем внутриполитическая ситуация в Синьцзяне по-прежнему оставалась достаточно сложной, и советские части, участвовавшие в операции, покинули Синьцзян лишь в январе 1938 года.