Ещё раз о жаре и пожарах
18 июля 1972
года в Подмосковье начались массовые
лесные пожары.
Все
помнят страшный 2010 год, когда вся Россия дымила и
пылала. Однако аномально жаркие и засушливые годы
отмечались у нас и до этого.
Очень жарким был и 1920 год, когда знойная погода стояла
около месяца. Именно рекорд 7 августа 1920 года,
составивший 36,8 градуса почти 90 лет был абсолютным максимумом
температуры в Москве. Схожая погодная
ситуация наблюдалась и в 1938 году. Вопреки названию
знаменитого фильма, лето 53-го отнюдь не было холодным,
а наоборот очень жарким. Вообще же климатологи считают,
что аномальная жара случается в центральной части России
с периодичностью раз в 19 лет. Эта периодичность
странным образом соответствует малому циклу еврейского
календаря, что породило различные конспирологические
построения. Правда,
на практике промежутки составляют и 17, и 18 лет, а
аномально жаркий и дымный 2002 год вообще в эту
периодичность не вписывается.
Однако самым страшным оказался 1972 год. Тогда в зоне
засухи оказались Московская, Горьковская. Ивановская,
Калининская, Костромская и другие области европейской
части РСФСР. В одно из летних воскресений, 16 июля, по
небрежности отдыхающих, оставивших после себя
незатушенные костры, горящие окурки, в подмосковных
лесах возникли первые очаги огня, а уже во вторник,
18 июля, пожары неожиданно приобрели
массовый характер. Виновными тогда посчитали шоферов и
трактористов, автомобили, тракторы, мотоциклы которых не
были снабжены искрогасителями. Особенно опасная
обстановка сложилась в Шатурском, Орехово-Зуевском,
Егорьевском, Ногинском и Павлово-Посадском районах
Московской области, где расположены обширные лесные
массивы, мощные торфяные залежи и крупные предприятия по
добыче торфа. Сильная жара – до 50° С на солнце –
привела к тому, что торф в штабелях стал
самовозгораться. Огонь ушел в глубь толщи торфяников и
начал распространяться в разных направлениях. Запылали
леса вблизи торфяников.
До 1972 года этой гари в Москве не наблюдалось, так как и в 1920, и в 1938
году
торфяные болота ещё не были осушены, а в 1953 на торфяниках велась активная торфоразработка, при которой вряд ли что загорится. Однако в хрущевские времена
добычу торфа признали нерентабельной, и торфоразработки резко сократили. И вот в 1972
году торфяники впервые и запылали.
20 июля Мособлисполком принял решение о создании штаба по борьбе с пожарами. Был
введен строгий запрет на посещение лесов. Началось авиапатрулирование лесных
массивов, резко ограничилось движение транспорта по лесным дорогам. На борьбу с
пожарами было мобилизовано население и пожарная охрана Москвы и столичной
области, а также воинские части. Несмотря на эти меры, обстановка оставалась
крайне напряженной, так как жара не ослабевала. Вскоре в Подмосковье и в самой
Москве появилась та самая удушливая и непроглядная гарь, которую мы наблюдали и
в 2002 и в 2010 годах. Но в отличие и от 2002, и от 2010- го Шатурский,
Дмитровский, Орехово-Зуевский, Талдомский районы Московской области были
затянуты дымом почти до самой зимы.
9 августа 1972 года в Москве была создана чрезвычайная комиссия по борьбе с
Пожарами в районах РСФСР, охваченных засухой. Подобные комиссии были созданы
также во всех областях и районах, где возникли или могли вспыхнуть лесные
пожары. 22—27 августа сильный ветер возник на обширном пространстве от
Московской до Горьковской области. Это значительно расширило границы пожаров.
Только за три дня — с 25 до 27 августа — площади лесных и торфяных пожаров
возросли в Рязанской области на 17 тысяч гектаров, во Владимирской — на 21
тысячу, в Костромской — на 38 тысяч. Под угрозой огня оказались многие
населенные пункты.
В борьбу с пожарами включилась Советская Армия, а министр обороны СССР маршал
Гречко даже на два месяца переместился в Шатуру, бывшую тогда эпицентром
бедствия.
В 1972 году на борьбу с огнем были брошены не только профессиональные пожарные и
регулярная армия, но и мобилизованное местное население – к тушению привлекали
как местных колхозников, так и московских рабочих, отправляемых с заводов по
разнарядке парткомов.
Нередко приходилось бороться с огнём по ночам, когда тлеющий торф практически не
виден. В темноте и при сильном задымлении было очень сложно точно
сориентироваться, определить цела ли дорога, не подобрался ли к ней снизу
коварный подземный огонь. В пекло торфяных прогаров проваливались машины с
военнослужащими, мобилизованная тяжелая техника. Для создания заградительных
полос на пути распространения огня повсеместно использовали армейских
взрывотехников.
Применялись и нетрадиционные методы тушения. Так, кому-то наверху пришла в
голову мысль заливать очаги пожара бетоном, и тысячи цементовозов отправились в
леса выливать бетонный раствор на горящие торфяники.
По своему размаху бедствие 2010 года так не достигло масштабов бедствия года
1972 – пожары 2010 года бушевали на площади в полтора раза меньше, чем в 72-м, а
само количество пожаров было меньше почти в два раза. Однако тушение пожаров
происходило по-советски, то есть, более организованно, а с привлечением людских
ресурсов и техники не было никаких проблем.
Тем не менее, несмотря на самоотверженную, а подчас и героическую работу
брошенных на борьбу с огнем людей, потушить пожары 1972 года удалось лишь после
того, как 23 августа распался блокирующий циклон. Лесные пожары удалось потушить
к 10 сентября, а торфяники продолжали гореть до выпадения первого снега. По
счастью, выпал он весьма рано – 29 сентября, что на тот момент было даже
климатическим рекордом.
